КАК ПОССОРИЛИСЬ ЕВСТРАТ КАРАПКОВ И ИВАН ОСИПОВ

Многие считают: Запорожье так и осталось уездным городком. Жизнь и нравы его обитателей мало чем отличаются от позабытого бытия предков. Потому-то, кажется, и жизнь наша идет даже не по спирали, а по замкнутому кругу. Описанные события подтверждаются архивными документами, исследованиями краеведов.

Александровск – городишко незнатный. И проблемы городские тому под стать. А коли и случится в уездном сонном бытии чего такое, из ряда вон выходящее, да пробудится по принуждению события местный люд из спячки – пойдёт в народе ненадолго, словно по болотной ряске, вялое колыхание, да и затихнет вскоре. След сыскать возможно будет лишь в ленивых пересудах у лавок в рядах на Базарной площади да в государевых бумагах, что писарь в Ратуше для архиву составляет. Это ведь только там, в далеких столицах о грядущих баталиях с Боунапартием дворянские вьюноши на балах горячечно грезят. А здесь на днепровских берегах в текущем году тысяча восемьсот одиннадцатом от рождества Христова земным живут.

То при наличии полнейшего отсутствия казны для содержания городского трубочиста сажа в трубе домовладения коллежского секретаря Василия Ахтырского горит, подвергая порче имущество хозяина и грозя перекинуться на соседские постройки. Полыхает на потеху и ужас обывателям синим дымным пламенем в тот самый час, когда самые необходимые городские орудия для пожарной надобности находятся в состоянии непотребном, а пожарных саней, лошадей с упряжью и бочек для возки воды и вовсе не имеется.

То небрежно да не в срок составляются расходные казенные бумаги о содержании и прокорме временно пребывающих в городе перед отправлением далее на каторгу колодников, исправлении им местными мастеровыми ножных кандалов и железных шейных цепей о двух замках и деревянных колодках.

То бегущие от закона лица мещанского сословия, заезжие иногородние купцы, да и, что греха таить, многие местные дворяне отговариваются по надуманным предлогам от обязательных податей в пользу городских доходов и торгуют разным красным мелочным товаром и горячим вином без позволительных бумаг, являя собой безусловно прискорбный и недопустимый пример для иных сограждан.

Но самое главное – истекли положенные три года нахождения в должности давешнего городского начальства. Стало быть – пришло время по тайному баллотированию шарами избирать на место бургомистра да городских ратманов горожан состояния хорошего и честного поведения, кои, по надежде сограждан, по вступлении в высокую должность смогут выправить имеющиеся в городском хозяйстве недочеты по долгу присяги и чистой совести.

Выборы, конечно, тайные. Но людей достойных, тех, которые к тому же могли бы, не зарясь на общественное да подкармливая оным личную мошну, скрупулезно и толково вести городские дела не так-то и много.

Кроме как среди богатейших городских купцов, и искать негде. Потому-то и выбор известен заранее: быть в бургомистрах не иначе как Фролу Нижегородцеву, а в ратманах – Евстратию Карапкову и Тимофею Бурминскому. А возможными кандидатами в бургомистры на першпективу определить иных купеческого сословия уважаемых лиц – Алексея Чуйкова да Льва Захарьина.

А что новоиспеченное городское начальство поголовно грамоте не обучено – не беда. Коли нажил состояние – значит не в грамоте дело. И водить гусиным пером по бумаге не бургомистра или ратмана занятие – на то в общественном присутствии завсегда писарь имеется. Дело же самого начальства – службу во благо державе и опчеству верно править, да городскую казну по ветру не пускать, а не витиеватые закорючки рисовать.

И от сраму общественного пуще сглазу сторониться, а коли, упаси господь, доведётся попасть в такой переплёт, стремиться избежать всяческого конфузу и выходить из переделки по возможности благопристойным образом.

Как и произошло давеча, в пример иным, такое с новым ратманом – купцом Евстратом Карапковым.

Вышеупомянутый купец сторговал на Базарной Площади при многолюдном собрании по случаю и по сходной цене пару-тройку мешков отборного овса. Однако, едва успел он честно и принародно отсчитать продавцу положенное, откуда ни возьмись, подоспел белгородский мещанин Иван Осипов, набавил на четверть цену, перекупил овес у торговца и, ни секунды не медля, велел отнести оные мешки к себе домой. Оторопевший от неожиданного бесчинства Евстрат стал ему благопристойным образом выговаривать, пеняя на недопустимый промеж торговыми людьми поступок. В ответ же, согласно жалобе незадачливого ратмана и предоставленным в Ратушу собственнолично доказательствам и живым свидетелям, вышеозначенный мещанин Осипов, придя в неописуемый и неуместный гнев, ругал его сукиным сыном и иными непристойными словами, коих объявление ни в бумаге, ни при людях не может быть уместным. Таковым ругательством и поносительными словами причинил хулитель смиренному и законопослушному купцу тяжкую обиду и невыносимую душевную муку. Едва-едва удалось, при посредничестве и рассудительном заступничестве самого городского головы, достигнуть меж кипящих негодованием дотоле непримиримых спорщиков соглашения, так что бы поговоря между собой и пожав друг другу руки, они полностью помирились.

Если и не заради торжества справедливости, коей, как известно, достичь невозможно, то хотя бы во имя грядущего городского спокойствия и процветания.

Борис Артёмов